– Хочу просить тебя о сущей безделице… – выдержав паузу, продолжил старший сын Давида, неспешно прохаживаясь по украшенному цветами залу. – Право же это такая мелочь… прямо стыдно к тебе обращаться…

– Ну что ты, что ты… – участливо улыбнулась Вирсавия. – Говори, раз начал…

Во всяком случае, вступление было весьма интригующим.

– Я влюбился… – осторожно начал Адоний, робко поглядывая на Вирсавию. – В одну девушку…

– Ну понятно, что не в парня… – раздражённо бросила красотка.

– Она сунамитянка… – продолжил Адоний, следуя хитроумному плану, придуманному жрецом Авиафаром.

– Так а в чём же проблема?

– Мне требуется согласие Соломона на этот… брак…

– Это ещё почему?

– Потому что та девушка, к которой неравнодушно моё истомившееся по любви сердце… Ависага…

Вирсавия тихо присвистнула:

– Это же последняя наложница твоего покойного отца?

– Ага! Она самая! – радостно подхватил Адоний и быстро закивал, невинно улыбаясь.

– Ну ладно так уж и быть я поговорю с Соломоном… – сжалилась Вирсавия, видя нешуточные страдания влюбленного. – Хотя заранее предупреждаю, царь очень сейчас занят решает срочные проблемы, связанные с урожаем инжира на севере страны… Не время обращаться к нему со всякой ерундой, но я поговорю с ним при случае…

– Обещаешь?

– Обещаю! Всё, можешь идти!

И Адоний тихо удалился так и не поняв, добился он своего или нет. Ведь может и не передать его просьбу гордая Вирсавия.

– Женщины-женщины, странное племя… – прошептал Адоний, принюхиваясь к окружающему воздуху, – и в каждой загадка…

Неожиданно резко запахло нафталином. Адоний поморщился, предчувствуя дряхлый эскорт. Неусыпная стража вознамерилась торжественно проводить врага израильского престола к выходу из дворца.

– Ну уж нет, не бывать этому… – стиснув зубы злобно произнёс старший сын Давида и прямо с места вприпрыжку припустил по коридору.

А за его спиной, словно в полуночном кошмаре параноика, раздалось жуткое нарастающее шарканье.

В тот же день состоялась беседа Вирсавии с восседавшем на троне сыном, который забавлялся тем, что швырял вишнёвые косточки в жирных павлинов, вальяжно гуляющих по дворцу.

– Ну как дела, сын мой, как прошедший день? – участливо поинтересовалась мать, целуя любимое чадо в широкий умный лоб.

– Жизнь постоянно доказывает нам, что мёртвые счастливее живых. А самый счастливый тот, кто вообще не родился, – усмехнулся в ответ Соломон, выдав очень мудрую фразу достойную цитирования. – Никогда бы не подумал, что став царём наконец-то смогу делать всё что захочу. То есть ни делать ничего. Никто не вправе отныне указывать мне, давать советы, умничать и помыкать… Вот к чему нужно было всегда стремиться с самого моего рождения. Ведь выбор, казалось, был невелик: либо зубной лекарь, либо знаток юриспруденции. И тут такой подарок от судьбы – благосклонность вечно забывчивого отца…

– Помни, сын, кто взял с него ту давнюю клятву… – осторожно напомнила мать.

– Ну да, конечно, как я мог забыть об этом!

– Кстати… тут ко мне давеча заглядывал Адоний… – издалека начала Вирсавия, внимательно следя за реакцией слегка расслабившегося сына.

– Что?!! – Соломон аж подпрыгнул на троне этак на полметра. – Кто посмел пустить этого презренного шакала в мой дворец?!!

– Но он пришёл с добрыми намерениями, сын.

– Кто? Адоний? С добрыми намерениями? Да я никогда в такое не поверю!

– И всё же, Адоний был сама вежливость и учтивость. Он явился не просто так, а с одной скромной просьбой…

– Что? С просьбой? И после этого вы не выгнали его взашей?

– Нет, не выгнала. Всё-таки он сын моего усопшего мужа, твой брат, в конце концов…

– Тоже мне брат… уж лучше породниться с гремучей змеёй… или с гиеной…

– Он попросил меня… – спокойно продолжила Вирсавия, – чтобы я уговорила тебя разрешить ему жениться на одной прелестной девушке.

– Ага! – обрадовано потёр ладони Соломон. – Дурак всё-таки решил остепениться. Что-то слабо верится. Впрочем, продолжайте-продолжайте… Кто же избранница этого слабоумного идиота?

– Сунамитянка Ависага!

– ЧТО-О-О!!!..

Сцена, последовавшая вслед за этим достаточно красноречивым возгласом, была тщательно вымарана из всех исторических иудейских источников.

Не станем описывать её и мы.

Однако отметим, что подобное буйство несчастная Вирсавия наблюдала у своего сына, пожалуй, впервые. Не иначе как случился с Соломоном нервный припадок, хотя адекватного восприятия реальности царь всё-таки не терял. Прикончив копьем (вырванным из рук уснувшего у трона старичка-телохранителя) с десяток особо нерасторопных павлинов, молодой царь принялся в облаке перьев ошалело метаться по тронному залу.

– Сын мой, да что же с тобой? – в испуге только и смогла выдавить перепугавшаяся мать.

– Фух! – вернувшийся на трон царь удовлетворённо вытер взмокшее чело, с удовольствием разглядывая разноцветные перья, приставшие к расшитой жемчугом одежде. – Действительно такая терапия весьма помогает…

Мать, по-прежнему, смотрела с опаской и тогда Соломон нехотя пояснил:

– Говорят, один известный иудейский музыкант по имени Озз Мозис Осборневич таким вот образом боролся с маниакальной депрессией. Правда вместо павлинов резал кур ну и голову откусил летучей мышке… Хотя с мышью, на мой взгляд, вышел явный перебор…

– Сын, ты меня пугаешь…

– Спокойно, мама, я в здравом уме, рассудке и прочем… Так вот, о чём мы там недавно говорили? Ах да, женитьба Адония. Понимаете ли в чём дело… это совершенно безоговорочно категорически исключено!!!

– Но почему…

– Потому что если сия… вероломная собака возьмёт в жёны Ависагу, то впоследствии сможет вновь предъявить мне свои мерзкие претензии на царский престол.

– Я… не понимаю… сын… каким образом он сможет это сделать?

– Старые добрые иудейские законы будь они трижды неладны… – скривился Соломон. – Согласно старинному обычаю гаремом покойного царя может пользоваться только его законный наследник. Женившись на последней царской наложнице и являясь моим старшим братом, Адоний повторно бросит вызов, заявив, что я нахожусь на троне не по закону старшинства. Этот брак сильно укрепит его позиции среди колеблющейся дворцовой знати. Ведь я и в самом деле очень дальнее звено в цепочке престолонаследия.

– О, даже так… – и мать крепко задумалась.

– Как видите, мама, я не просто хотел стать зубным техником и знатоком юриспруденции, но и успел предпринять некоторые шаги на этом достаточно неблагодарном поприще, а именно: ознакомился с рядом древних иудейских законов в «Талмуде»…

– Но откуда… – недоуменно воскликнула Вирсавия, – откуда Адоний мог знать об этом обычае с его то, мягко говоря, скромными умственными способностями…

– Вот!!! – Соломон торжественно поднял вверх указательный палец. – Это всё происки Авиафара с Иоавом, которые уже давно у меня вот прямо здесь в печёнках сидят. Это они его надоумили, можете ни на секунду не сомневаться. Сам по себе Адоний довольно безобидное существо. Да, вредное, да, завистливое, да, злое, но, в принципе, не способное лишь одними своими силами совершить государственный переворот. Но те две подколодные змеи… Они не успокоятся, пока не ввергнут Иудею в хаос гражданской войны. Значит я первым должен положить конец всем этим безобразиям, ибо иначе они… и я это явственно предчувствую… будут длиться бесконечно…

– Но что же ты предлагаешь, сын?!! – дрожащим голосом спросила мать, нервно глядя на шестерых павлинов, умело нанизанных на длинное боевое копьё.

– Пустить мерзавцев в расход!!! – и Соломон кровожадно щёлкнул зубами в очередной раз сильно пугая мать, встревоженную таким необычным поведением как правило меланхоличного сына.

Вот что делает с людьми царская власть. Был милый добрый парень, мечтающий стать преуспевающим знатоком иудейских законов как… фьють… и нет его. Вместо послушного ласкового дитяти возникает жестокий тиран-самодур. Впрочем, так было всегда во все времена и века, что великолепно доказывает многострадальная человеческая история.